4 | К 100-ЛЕТИЮ ЮРИЯ НИКОЛАЕВИЧА РЕРИХА | ![]() |
“Тибетская живопись”
Второе издание этого обширного труда,
ставшего лауреатом конкурса АСКИ “Лучшие книги года” вышло летом этого года.
Далай-лама назвал его одной из лучших российских публикаций по буддологии.
Ю.Н. Рериху было всего двадцать три года, когда он написал
эту книгу (первое издание - Париж, 1925), но уже в ранней работе проявилось
главное качество будущего великого ученого: способность в предельно сжатой форме
изложить фундаментальный материал. Всего сто страниц – но на них перед нами
разворачивается политическая и духовная история Тибета, мы входим в мастерскую
тибетского художника и наблюдаем за приемами его работы, мы узнаем о связях
тибетского искусства с искусством Индии и Китая и, наконец, главное – нам
распахивают доселе запертую дверь в мир тибетской символики и иконографии.
Перед нами раскрывается сложная символика иконографии самого
Будды, его учеников – архатов, и многочисленных богов, которые для образованного
тибетца суть ни что иное, как персонификация определенных энергий и качеств.
Таковы дъяни-будды, познаваемые лишь в глубочайшем созерцании, идамы –
персонификации классов тантр, бодхисаттвы, давшие обет не уходить в нирвану,
пока есть в мире хоть одно живое существо, нуждающееся в спасении, и спутницы
бодхисаттв – богини Тары и дакини.
Однако несмотря на то, что “Тибетская живопись” написана три
четверти века назад, она не утратила своей научной ценности благодаря переводам
священных текстов, включенных в нее. Мы становимся как бы свидетелями
молитвенного экстаза тибетских и индийских поэтов, прославляющих богов и богинь.
Важно отметить, что за строгим описанием иконографии встает важная философская
идея, идея значимости женского начала, без осознания которого невозможно
приближение к Просветлению. Несмотря на то, что ранний буддизм считал женщину
только препятствием на духовном пути, в Тибете отношение к женщине стало иным.
Еще одно достоинство этой книги, выгодно отличающее ее от большинства
научных работ по Тибету, – ясность и простота языка. Все это в целом приводит к
поразительному результату: текст оказывается доступным и интересным как
человеку, только приобщающемуся к культуре Тибета, так и
специалисту-востоковеду. (Во второй части книги, посвященной описанию коллекции
буддийской живописи, хранящейся в МЦР, А.Л. Баркова постаралась придерживаться
того же принципа.) Ученый отметит и еще одно достоинство, редкое даже для
зарубежных книг по Тибету: предельно тщательное воспроизведение латинской
транслитерации тибетской орфографии, которая обычно в англоязычных изданиях
заменяется латинской транскрипцией, а в русских вообще отсутствует. В нашем
издании полностью сохранена транслитерация оригинала.
Мы читаем в работах Н.К. Рериха о
Майтрейе, о Шамбале, о Калачакре, о Таре-Спасительнице, о Дуккар Всевидящей – но
за этими словами для нас редко встают зримые образы. А ведь тибетец увидел бы их
сразу же. Но нам, русским почитателям Востока, судьба отвела роль просителей у
запертой двери в великую культуру Тибета. Едва ли будет преувеличением
утверждение, что в тибетском и центрально-азиатском буддизме иконография играет
роль более значимую, чем в любой другой религии. Вся символика буддизма, все без
исключения философские понятия, воплощаются иконографически, что и делает
тибетскую картину объектом не религиозного поклонения, но и медитации. В
буддийском искусстве нравственные требования предъявляются не только по
отношению к художнику, но и заказчику картины. Согласно учению основателя
ламаизма Цзонхавы, искусство должно служить высокой цели – учить людей
добродетели и мудрости – и тем способствовать благу народа.
Редакция