– Ферида Мустафовна, помните ли вы, как познакомились с Людмилой Васильевной?
– Очень хорошо помню. Она была удивительная уже тогда – веселая, задорная, как все девчонки в этом возрасте, но чем-то она от всех нас отличалась. Я тогда еще не понимала, чем. Мы очень сдружились. Нас было три подруги на всю жизнь – Людмила Васильевна, Валентина Адамовна Дольникова и я. Жизнь у нас всех складывалась очень по-разному. Я всегда была преданным партийцем. С 1943 года я активный член КПСС. И до сих пор плачу взносы, хожу на собрания и верю в коммунистические идеалы. Люда сначала тоже была партийной активисткой, но потом от этого постепенно отошла. А Валя никогда не была членом партии. Так вот, такие разные, казалось бы, люди, мы умудрялись быть настоящими друзьями. Пусть мы порой думали по-разному, часто спорили и не соглашались друг с другом, но у нас было главное – единство духа и великое уважение друг к другу.
– А чем же Людмила Васильевна отличалась от всех вас?
– Я поняла чем только спустя годы. Она очень рано, уже в молодости, преодолела пределы человеческого разума и перешла на другой, космический уровень. Это стало заметно по ее книгам, которые, в моем понимании, учат нас всех, как надо жить. Знаю, ее часто критиковали за то, что она не занимается своей основной специальностью. Для этих критиков была недосягаема та высота, на которую она поднялась. При этом Людмила Васильевна всегда оставалась человеком подлинно русской, пушкинской культуры.
– А вы?
– Я выросла в интернациональной среде. Родилась в Абхазии и по национальности абхазка, но с детства была окружена представителями 15 этносов. Я впитывала русскую, абхазскую, грузинскую, турецкую, курдскую культуры, и все они были для меня чем-то единым и неразрывным. Главное, чему я научилась: человек любой культуры – это храм, в который надо заходить бережно, стараясь ничего не нарушить и не разрушить. Поэтому мне не было трудно ни с Людмилой Васильевной, ни с Валентиной Адамовной, которая олицетворяла еврейскую культуру.
– Ферида Мустафовна, куда вы распределились после исторического факультета?
– Я очень хотела уехать домой, в Абхазию, но получилось так, что меня распределили на мой родной факультет. И вот с 1953 года по сей день я преподаю в МГУ.
– До сих пор?
– Недавно закончила очередной курс лекций для студентов по странам Ближнего и Дальнего Востока. Вот передохну – и продолжу. Мой факультет, мой университет, мои студенты – это моя жизнь. Улица Герцена, которая уже не Герцена, там когда-то располагался наш факультет; храм Святой Татьяны, где мы собирались с братьями, когда началась война, чтобы дать слово писать маме из любого города, – это все мои любимые, дорогие сердцу места.
– Правда ли, что Людмила Васильевна уже в молодости была очень принципиальным человеком?
– О да! Помню, в 1957 году на нашем факультете появилась группа антисоветски настроенных преподавателей, из-за провокационных действий которых пострадали более 200 человек. Людмила Васильевна, которая была парторгом, тогда повела себя очень решительно, отстаивала невиновных. И потом она не раз вела себя так же. У нас на факультете был стажер, и над ним нависла угроза исключения из партии. Людмила Васильевна, уверенная в его невиновности, заступилась за парня. В итоге выговор объявили и ему, и ей – за то, что заступилась. Через год она имела право написать заявление о снятии с нее партийного взыскания, но она это делать категорически отказалась.
– Почему?
– Она сказала так: «Для меня взыскание, объявленное за то, что я заступилась за несправедливо обиженного человека, – это награда». В этом была вся Людмила Васильевна.
– А выговор так и остался?
– Нет, через год его автоматически сняли. Но, как мне кажется, ее тогда не очень все это волновало. Она уже ушла в космические пределы, а мы остались на Земле.
– Однако она продолжала свою борьбу и на Земле.
– Это правда. Мы работали вместе в Институте Стран Азии и Африки МГУ, когда у нас сменился директор. Новый руководитель взял не очень правильный курс на раскол коллектива. Начались интриги, подсиживания. Пострадала и я. Меня сняли с должности парторга и исключили из ученого совета. Всего четыре человека открыто выступили против этих решений нового директора. Хорошо помню всех поименно. Румянцев, Иванов и Шапошникова выступили на партактиве с резкой критикой действий нового директора, а Дольникова, хоть и не была членом партии, просто подошла ко мне и сказала: «Ацамба, я с тобой». С тех пор прошло уже больше чем полвека, а я до сих пор ощущаю эту мощную поддержку, которая и помогла мне тогда выстоять. И помогала всегда, все эти годы. Люди – главная наша ценность, и нет ничего дороже в жизни, чем человеческие отношения.
– Вам удалось восстановиться в должности парторга?
– Нет, мое место тогда занял человек, который, пока не пришел новый директор, очень старался мне угодить, всегда был рядом и казался благонадежным товарищем. Но, стоило смениться руководству, он резко отошел в сторону и вскоре был назначен на эту должность вместо меня. Не буду называть его фамилию: его нет уже в живых, а родственникам может быть неприятно. Так вот, идем мы как-то с Людмилой Васильевной, а он навстречу. Остановился и говорит: «Может быть, вы думаете, что я разлюбил Фериду Мустафовну? Нет, я так же ее ценю и люблю! Хотите, я ее поцелую?» А Людмила ему отвечает: «В истории уже был один такой целовальщик. Второго нам не надо». И пошла. Это вообще было свойственно Людмиле Васильевне – мгновенная и очень правильная реакция. Думаю, это тоже признак ее особого, высокого мышления.
– Ферида Мустафовна, вы ведь не раз бывали в музее, созданном Людмилой Васильевной. Что он для вас значит?
– Музей имени Н.К. Рериха – великое место. Это нельзя не ощущать, когда там бываешь. Великие люди живут рядом с нами, но мы не всегда видим это сразу. Такими, конечно, были Рерихи, и Людмила Васильевна это понимала. Великим человеком была и она сама. Я счастлива, что имела возможность близко общаться с Людмилой Васильевной, она озаряла меня своим земным присутствием. Она была одной из тех, кому удалось совершить космический прыжок, не покидая земных пределов. Далеко не каждый ученый на такое способен.
– Помните ли вы свою последнюю встречу с Людмилой Васильевной?
– Мы часто разговаривали по телефону. Ходить в последнее время стало нам обеим непросто, тем более куда-то ездить. А вот полноценная встреча, когда мы собрались, три закадычные подруги – Шапошникова, Дольникова и Ацамба, – состоялась на ее 85-летний юбилей. И вы знаете, что меня поразило? Я встретила там человека, который тогда, в 1957-м, возглавлял антисоветскую группировку на истфаке. Людмила Васильевна пригласила его на свой юбилей.
– Может быть, она об этом забыла?
– Нет, ничего она не забыла. Тут другое. Она его простила, понимаете? Великодушие, умение прощать – великое качество, и оно было ей присуще. Отсутствие зацикленности на своих обидах, амбициях, умение посмотреть на ситуацию не свысока, а сверху – все это свойственно только очень крупным личностям, какой была Людмила Васильевна. Я буду рассказывать о ней своим студентам, пока жива. О ней самой, о той важнейшей культурной миссии, которую она несла. О том деле, которое она делала, несмотря ни на что. Уверена, что это дело будет продолжено, иначе и быть не может.
Беседу вела Наталия Лескова
Источник:
Журнал «Культура и время». Международный Центр Рерихов. №1/2, 2016, c. 66–71.
- Л.В.Шапошникова на конференции в музее имени Н.К.Рериха
- Людмила Шапошникова и Ферида Ацамба (первая слева) с однокурсницами
- В библиотеке университета
- Людмила Шапошникова и Ферида Ацамба на кафедре Востока исторического факультета МГУ. 1950-е гг.
- Музей имени Н.К.Рериха, г.Москва
- Людмила Васильевна Шапошникова на юбилейном вечере с подругами студенческих лет: Валентиной Адамовной Дольниковой (слева) и Феридой Мустафовной Ацамбой (справа)